Кержаков: как я начинал играть в футбол
В этом году Александр Кержаков, который на этой неделе заявил о прекращении своей футбольной карьеры, презентовал свою книгу воспоминаний «Лучший». С разрешения издательства «ЭКСМО» публикуем сегодня ее первую главу – ту, в которой речь идет о первых шагах – в жизни и в футболе.
Самые ранние воспоминания из моего детства – это время, когда я еще ходил в детский сад. Сколько конкретно мне лет было, я не помню, но помню, как в бассейне повредил себе подбородок. Меня вели днем из садика в детскую больницу, чтобы его там зашили.
Также вспоминаются игры во дворе: в «войнушку», «казаки-разбойники» и многое другое. Ну и, естественно, главное воспоминание из детства это футбол. Однако двор у меня был не футбольный, поэтому все время играл либо один, либо с отцом, который и стал моим первым тренером.
В выходные дни и вечерами после работы отец занимался со мной. Рядом с нашим домом в Кингисеппе было поле от ПТУ, вот там мы чаще всего и играли в футбол. Там была хоккейная коробка, летом, соответственно, было бетонное покрытие. На нем и тренировались, рядом со стадионом ПТУ.
Также выезжали на велосипедах на центральный стадион Кингисеппа, где иногда были ворота с сеткой. И это было самое приятное: забивать в них голы, как делают настоящие футболисты.
Еще в дошкольные времена ходил в секцию спортивной гимнастики на тренировки. В соседнем доме располагалась секция шахмат, куда мы также ходили вместе с дворовыми ребятами. А потом уже началась школа…
Любимым моим временем года всегда было лето. В Кингисеппе летом стояла хорошая солнечная погода. Мы все время проводили на улице, можно было гулять допоздна, потому что солнце садится довольно поздно и родители за нас не волновались, могли за нами наблюдать из окон.
Каждое лето на месяц нас с братом отправляли к бабушке с дедушкой в город Кувшиново, что в Тверской области. Главное ощущение того времени – чувство радости и беззаботности, жизнь в таком возрасте кажется очень хорошей.
Родом из Кувшиново, сейчас Тверская область, тогда была Калининская, была мама, там жили ее родители. А отец родился в Дзержинске, Нижегородской области сейчас, на то время Горьковской.
Познакомились они уже в Кингисеппе, работая на одном заводе. Так сложилось, что мама окончила институт в Ленинграде, и ее туда направили, а папа вместе со своим отцом, моим дедушкой, тоже переехал в этот город. На предприятии встретились и больше не расставались.
Мы с братом никогда не чувствовали себя в детстве обиженными и ущемленными чем-то, чего-то не имеющими. Хотя жили не богато, а как обычная советская семья. Родители работали на заводе, где, бывало, месяцами задерживали зарплату, но на нас это никоим образом не сказалось. Они сделали все возможное, чтобы мы с братом не чувствовали себя чем-то обделенными, поэтому только теплые воспоминания остались от того времени.
С самого детства у нас в праздники главным украшением стола был торт, который готовила мама. Это остается нашей традицией и по сей день. На Новый год и дни рождения мама готовит торт собственного приготовления по собственному рецепту.
Мы все жили примерно одинаково как с одноклассниками, так и с ребятами из моего двора. Практически у всех родители работали на том же заводе, что и мои папа с мамой. Отоваривались все также на одном рынке, особого разнообразия в одежде из-за этого не было.
Вспоминаются наши поездки с отцом в Ленинград на игры «Зенита». Их было две. В 1990-м, на Стадионе имени Кирова «Зенит» играл со «Спартаком», матч закончился 0:0. Вторая встреча была международной, не помню с кем играли, запомнилась только ужасная погода в тот вечер.
Любой подарок на Новый год от родителей был целым событием. Каждый год мы с братом ждали деда Мороза, но не могли его дождаться, потому что засыпали. Просыпаясь, сразу бежали под елку смотреть подарки.
Также с братом у нас была другая особенность – играть в футбол дома, в нашей двухкомнатной кингисеппской квартире. При этом в доме билось все, от ламп до стаканов, страдая от неосторожных ударов мячом. За это нам крепко попадало.
Мы с ним делали все как положено на больших турнирах. Я брал листок бумаги, на котором писал названия команд. Потом их вырезал, складывал в общую кучу, и мы их кидали в шапку. У нас была своеобразная жеребьевка.
Это были и Кубки европейских чемпионов, и чемпионаты мира, в зависимости от того, какие команды или сборные я писал на бумаге. Потом мы их распределяли на подгруппы, все как на чемпионатах мира. По такому принципу проходили наши футбольные баталии.
Я помню первый день рождения брата, когда мы с отцом 29 января 1987 года пошли к роддому, было темно, на улице царила ужаснейшая метель и мама нам из светящегося окна показывала Михаила. Потом его принесли домой и положили в кроватку, это самые ранние мои воспоминания.
Жили мы с ним не сказать чтобы дружно, сказывалась разница в возрасте, общих интересов было мало. Частенько давал ему тумаков, часто боролись, играли в футбол, о чем писал выше.
Пошел ли он по моим стопам? Наверное, да. Он же видел, как я играю в футбол, и как отец со мной занимается. Хотя Михаил такой самостоятельный был с самого детства.
Помню, что однажды пришел домой, а он тогда занимался карате в нашей шестой школе, и у них было внутрисекционное соревнование. Михаил его выиграл, чем очень гордился.
Увлечение карате продлилось недолго, и он ушел в футбол. У нас в Кингисеппе его первым тренером был Василий Иванович Будаков, идейный вдохновитель местного футбола, собирал мальчишек по дворам и заставлял их заниматься в своей секции, причем работая за бесплатно.
Тренировались где угодно: и в лесу на поляне, и на каких-то клочках полей, что выделяли местные стадионы, также на школьных стадионах, когда не было занятий.
И вот первым ребенком, попавшим в эту секцию, оказался мой брат. Они вдвоем с Будаковым ходили по дворам и собирали команду. Начинал Михаил как нападающий, потом перешел в защиту, и бил всех по ногам, потому что ни за кем не успевал.
В конце концов встал в ворота. Почему так произошло, мне трудно сказать. Наверное, из-за габаритов. А может и из-за того, что там не нужно бегать. Стал неплохим вратарем в результате. Дома, кстати, я тоже всегда его ставил в ворота.
Воротами у нас служил шкаф-стол, на котором мы делали уроки. Там внизу была ниша, которую мы использовали в своих целях. Бил ему туда маленьким мячом. Устраивали турниры, записывали счета в блокнот.
За его карьерой пристально слежу. Очень сильно переживаю, когда он играет. Также нервничал, когда у него не получалось нигде закрепиться, и он переходил из клуба в клуб. Сейчас, хоть и играем в одной команде, переживаю еще больше.
Зимой дома временами было очень холодно – отопление не справлялось. Доходило даже до температуры в квартире +16, но и с этим как-то справлялись.
Главным зимним развлечением был хоккей. Я на коньках стоять не умею, но это мне нисколько не мешало. Выходили с братом на дорогу, в фуфайках и валенках с клюшками наперевес, и играли не шайбой, а теннисным мячом, нам это нравилось. А на коньках не стою до сих пор, не сложилось.
Меня большей частью воспитывала мама. То есть было так: отец воспитывал как футболиста, а мама как человека. Главной отличительной чертой характера отца была строгость, а у мамы справедливость.
Воспитывались мы с братом без ремня, не помню, чтобы отец использовал его в воспитании. Мог ударить по заднице рукой, но не более того. Одного его строгого взгляда было достаточно, чтобы осознать свою вину. Нотации нам в детстве тоже никто не читал, все понимали с полуслова.
Да и не были мы трудными детьми, которым трудно что-то объяснить. Учился я в школе до пятого класса на «отлично», занималась со мной мама. А потом переехал в интернат, и с учебой стало немного сложнее. Ну а когда был в Кингисеппе, то все предметы сдавал на «отлично».
В футбольном плане отец также был очень строг со мной. Если ему что-то не нравилось, тренировка быстро заканчивалась. Стоило пару раз сделать что-то неправильно, и мы уходили домой.
Мама рассказывала, если мы возвращались со стадиона по отдельности, то она понимала, что тренировка не удалась. Естественно, я старался, чтобы мы приходили домой вместе. Так и проходило наше воспитание.
Отец брал на себя спортивную составляющую, а мама учебную. Все это было до пятого класса, потом случился переезд в Санкт-Петербург в спортивный интернат, там воспитание было уже не родительское.
С воспитанием своих детей дела обстоят сложнее. Дочка живет с бывшей женой, а сын с нами. Мне приходится трудно, потому что я рос в совершенно других условиях . Стараюсь ничего ему не запрещать, чем он хочет заниматься, тем и занимается. Во что хочет играть, в то и играет, не ограничиваю абсолютно.
Однако в плане воспитания стараюсь быть строгим как мой отец, потому что по себе помню, как боялся его строгого взгляда, поэтому старался его не расстраивать. Вижу, что у меня получается также воспитывать и своего сына.
Он всегда делает то, что я говорю. Считаю, что это его дисциплинирует. Если он вырастет, и будет относиться к нам так, как я к своим родителям, то я буду доволен.
С одиннадцати лет я жил один в спортивном интернате и родители с этого момента не принимали участия в моем воспитании. Видел их только раз в одну-две недели, но они успели привить мне главное – уважение к своей семье.
Вот это и хочу передать сыну, уважение к родителям и к старшим. О воспитании дочки говорить сложнее, потому что больше этим занимается мама. Ко мне она также прислушивается, выполняет то, что я говорю.
Был бы не против того, чтобы сын пошел по моим стопам, и обучался в спортивном интернате. Не в таком объеме, конечно, как я его проходил, но учиться и тренироваться, ездить в спортивные лагеря, быть ответственным за результат и за товарищей, это хорошая школа для парня. Дочке я бы такого напротив не пожелал.
В детстве болел нечасто, несмотря на то, что мы с братом ходили постоянно по квартире босиком. Та привычка у меня осталась, я и сейчас дома так хожу. Как писал выше, зимой дома было холодно, но мы с братом нашей «традиции» не изменяли, за счет этого, наверное, и закалились.
Если и простывали где-то, то лечили нас исключительно народными средствами, никаких лекарств. Мед, малиновое варенье, парили ноги в тазу. Это помогало, и простуда быстро отступала.
Один раз все-таки лежал в больнице с мамой, было подозрение на какое-то серьезное заболевание. Так получилось, что оказался самым младшим в палате, ходил тогда во второй класс. Всем уже поставили диагнозы, а мне нет.
Из-за этого в больнице выполнял функции помощника медсестры: ходил и звал на помощь, когда заканчивалась капельница у соседей по палате. Мама выписалась раньше, лежал какое-то время один, но ничего, справился.
Выбора профессии передо мной никогда не стояло. Отец с детства внушал мне мысль о том, что я буду футболистом. Не представлял себя в другой ипостаси. Всегда только футбол, разговоры о нем. И он очень хотел видеть меня футболистом, и я со временем не видел себя кем-то другим.
Я в силу возраста, а отец в силу опыта, понимал, что будет очень трудно пробиться туда, в телевизор. Тем более мы жили в таком городе, откуда не было выходцев в большой футбол. Занимался отец со мной очень много и очень плотно, не оставляя другого выбора, кроме как стать футболистом.
Один раз он поставил меня на коньки. Других коньков, кроме ржавых «утюгов» (так они назывались) дома не оказалось. Вышел на лед, упал пару раз, и понял, что коньки это не мое.
Из-за этого играя зимой в хоккей всегда стоял на воротах, потому что не умел стоять на коньках. Очень часто, раза три или четыре на моей памяти, мне шайбой разбивали нос в кровь. Я приходил домой весь залитый кровью.
Также у нас зимой было другое развлечение. Рядом с нашим домом располагалась почта и по нашему двору всегда разъезжали почтовые машины. Мы цеплялись за лестницу, прикрепленную сзади, таким образом катались на ней. Ногами стояли на снегу и ехали по нему как на лыжах.
Так и проходили тренировки: дома с братом, на стадионе с отцом. Зимой в зале играли в мини-футбол. Даже два раза выиграли в Кингисеппе школьный городской чемпионат, в шестом классе я уже выступал за одиннадцатый.
Когда на школьной «линейке» проходило торжественное награждение победителей чемпионата, директор лично благодарил каждого за участие. Все были из одиннадцатого класса.
И тут вдруг прозвучало: «Александр Кержаков, 6 В класс». Я вышел совсем с другой стороны, там где стояли средние классы, что вызвало веселую радость в рядах старшеклассников.
Все премиальные они также отдали мне, оставив себе несколько рублей на празднование. Я вернулся домой с немалой пачкой денег после финального матча.
Школа у нас была не особо футбольная. Были ребята, которые им занимались, конечно, но в других школах было намного больше футболистов. Так получилось, что мы всех обыграли. Также потом мы выиграли и летний школьный чемпионат.
Когда мне было десять, мы сидели и слушали радио, там объявили о наборе в футбольную школу «Смена» ребят 1982-го года рождения. Мы с отцом поехали туда ,и я сыграл в просмотровом матче в манеже на «Смене».
Понравился тренеру, им тогда был Колодкин. Он подошел к отцу и сказал: «Приезжайте завтра на тренировку». Отец ответил, что мы живем в другом городе и нам добираться больше двух с половиной часов каждый день в Петербург вряд ли возможно.
После этого мы летом как обычно уехали в Кувшиново на месяц и там на местном стадионе играли ребята. Я шел с отцом в парке и попросился с ними поиграть, выделялся среди них очень сильно.
Они стали спрашивать, откуда я, и так далее. Отец сказал, что он из Санкт-Петербурга и играет в «Зените». Ребята поразились, это стало для них серьезным удивлением. Уходя, спросил отца:
- Почему я играю в «Зените»? Я ведь только в «Смену» на просмотр ездил и приглянулся.
- Если ты захочешь, ты будешь играть в какой угодно команде.
Просмотр в «Смене» стал для меня неким пробным шаром на мою готовность перехода на новый уровень. В СДЮШОР «Зенита» я попал, когда мне было уже одиннадцать. Через газету нашли объявление, и я с мамой приехал на просмотр.
Попал к тренеру Владимиру Ильичу Петрову. 1982-ой это был его год. Вместе с ним нас просматривал тренер ребят 1983-го года Юрий Геннадьевич Соловьев. Они решили взять меня в школу.
Так я и попал в интернат. Но он был не спортивный, в спортивные меня не взяли из-за возраста. Это был интернат для многодетных и малообеспеченных семей. Жить там, было единственным способом остаться в Петербурге.
Пять дней в неделю ты там учишься, на выходные можешь уехать домой. На тренировки ездил один, в манеж СДЮШОР «Зенит», что на улице Бутлерова.
Селили нас по восемь человек в комнату, условия были спартанские, душа не было. На выходные, когда все дети разъезжались по домам, я уезжал либо к крестной, либо к родственнице крестной, ночевал у них.
Так продолжалось где-то месяца три. Летом вернулся в Кингисепп и сказал родителям, что мне сложно вести такой образ жизни. Тяжело было в 11 лет жить в таких условиях и справляться со всеми бытовыми условиями самому.
Шестой класс я начал в Кингисеппе, жил там до февраля, приезжая в Петербург только по выходным на игры СДЮШОР. В феврале мне исполнилось двенадцать и директор школы «Зенита», Шенин Евгений Наумович, устроил меня в УОР (училище олимпийского резерва) № 2.
Там были представлены зимние виды спорта и единоборства (борьба , дзюдо, бокс). Самый младший класс там был десятый, я учился в шестом и каждое утро на автобусе около часа в школу. Она располагалась рядом с местом тренировок.
Учился вместе с командой 1983-го года рождения, потом тренировался со своим, 82-ым годом, и возвращался в училище, чтобы переночевать. До девятого класса жил в таком графике, а потом переехал в УОР № 1, где учился и жил до окончания школы.
В том интернате для детей из многодетных семей мне было тяжело справляться. Представьте, каково одиннадцатилетнему мальчику одному в большом городе. Плюс не очень приятные условия и своеобразный контингент детей, так как многие воспитывались на улицах.
В училище я тоже скучал по родителям, даже плакал, и ко мне приезжал отец на несколько дней в первое время. Потом уже со всеми подружился, среди тех ребят оказалось много в будущем известных спортсменов, которые или сами, или по просьбе воспитателей, взяли меня под свое крыло.
Ходили вместе на разные городские мероприятия, в основном какие-нибудь праздники, после них были красивые салюты. Ну а в седьмом классе ко мне переехал мой друг по команде и, как оказалось, многолетний сосед, Антон Жуков. Мы с ним жили вместе на протяжении пяти лет, и во втором училище, и в первом
